Британский анархизм поддается военной лихорадке (1/2)

Мы перевели этот текст Алекса АДЛЕРА, который первоначально появился на британском веб-сайте Libcom, потому что считаем, что этот хорошо написанный и всеобъемлющий обзор хорошо описывает военную лихорадку, серьезно влияющую на то, что считается анархистским движением в Великобритании и, в более общем плане, англосаксонским а затем и франкоязычное либертарным движением. Мы указали в тексте наши собственные замечания или комментарии, добавив NDT.

 

Абстрактно все против войны - даже лидеры военной промышленности могут сказать себе, что они просто обеспечивают оборону и мировой порядок, таким образом, сдерживая войну. Но когда начинается война, это чувство [против войны] считается неуместным. Мирный ты или нет, война здесь, и ты либо со своей нацией, своим народом, либо против них. Мир придет с победой. В любом случае, ваше дело правое, потому что вы боретесь за свободу и справедливость, за демократию и стабильность, потому что ваши враги -- агрессоры, а вдобавок тираны и бесы. Кровопролитие так легко освятить.

Анархизм прорывается сквозь такую ​​мистификацию. Мы ясно заявляем, как мы видим вещи: рабочие разных наций посланы убивать друг друга в интересах своих правителей. Антимилитаризм — фундаментальный принцип анархизма. Мы понимаем армии как силу насилия, поддерживающую политическую власть (или тех, кто хочет ее завоевать). Мы подчеркиваем роль военной силы в подавлении восстаний и забастовок внутри страны, с навязыванием национальных интересов, укреплением капиталистических рынков и управлением колониями за рубежом. Военные исследования и производство представляют собой высокодоходное вложение частного капитала и государственных средств, особенно в качестве субсидируемого источника технологического развития (в целях социального контроля и получения прибыли). Мы считаем, что военная система строгой иерархии и дисциплины, наряду с ее культурой шовинизма и [идентистской] дифференциации [1], разрушает человеческий характер и перекраивает его в соответствии с потребностями тех, кто командует.

Так как же получается, что сегодня анархистское движение в Британии (и других странах) поддерживает вооруженные силы одной страны против другой, идеологически оправдывая и материально подпитывая [2] украинские военные усилия? Не являемся ли мы свидетелями чего-то совершенно нового, что заставит нас подвергнуть сомнению и пересмотреть наши принципы? Нет. Мы являемся свидетелями той же трагедии, постигшей народы региона, которую мы видели снова и снова. Наша антимилитаристская, интернационалистская и революционная перспектива как никогда актуальна. На современном этапе борьба за освобождение застряла на ничейной земле между империалистическим вторжением, с одной стороны, и национальной обороной (поддерживаемой противостоящим империализмом) — с другой. Искать причину в любой из траншей было бы лишь дополнительным топливом в топке капиталистической войны; это означало бы верность государству против анархии.

Национальная оборона и антиимпериализм

 Военная лихорадка распространяется от почтенной [3] анархистской газеты «Фридом»» до Анархистской федерации (AFed) и анархистской «сцены» вокруг антифашистов и других групп активистов. Сначала это были аплодисменты так называемому «Антиавторитарному взводу», отряду территориальной обороны, состоящему, в частности, из анархистов и антифашистов.[4] Участие в военных структурах оправдывалось необходимостью защищаться и подслащивалось  рассказами о независимом народном сопротивлении. Но реальность была совсем другой. Силы территориальной обороны являются резервом украинской армии и подчинены приказам ее командования. Это не вопрос об автономии. Член антиавторитарного взвода заметил, что в их части «[была] нормальная военная иерархия с командирами отделений и командирами взводов, подчиняющимися старшим офицерам». [5] Другие анархисты и антифашисты вступили в регулярную армию. Если оставить в стороне риторику, это означает сотрудничество в сфере национальной обороны, так или иначе вступая в государственные вооруженные силы.

То, что некоторые люди решают присоединиться или поддержать военную защиту нации, в которой они проживают, в то время как последней угрожает империалистическое господство, можно понять [6], и я не осуждаю никого, кто делает столь тяжелый выбор. Но это не анархизм — это несовместимо с анархистскими идеями или практиками. Никто не живет в соответствии со своими идеалами во всем, что он делает, но эти компромиссы и противоречия должны быть восприняты именно так, а не встроены в нашу теорию и практику, способствуя тому, что наше движение интегрируется в общество Капитала и Государства. По мере того, как британским анархистам становилась все более ясной реальность коллаборационизма, идея расширилась до поддержки защиты «Украины с сохранением риторики «народного сопротивления»». «От Украины до Шотландии через Западную Сахару, Палестину и Татарстан мы на стороне народов, сопротивляющихся империализму» [7], — провозглашает Дарья Рустамова на страницах «Фридом» (что было подхвачено AFed) Это утверждение вызывает больше вопросов, чем дает ответов. Что такое «народы»? Какими средствами они сопротивляются? С какой целью? В прошлом Анархистская Федерация была в состоянии видеть пустоту таких слов, заявляя, что «как анархо-коммунисты, мы всегда выступали против национализма и всегда дистанцировались от левых, громко выступая против любого национализма, включая национализм «угнетенных наций». Выступая против угнетения, эксплуатации и ограбления по национальным причинам и выступая против империализма и империалистической войны, мы отказываемся попадать в ловушку, столь распространенную у левых, отождествляя себя с «проигрывающим» и прославляя «сопротивление» - даже "критически" - что легко заметить в ленинско-троцкистских кругах» [8] Статья Рустамовой «Тысяча красных флажков» явно демонстрирует свои националистические посылки явными, повторяя левое разделение национализма на хороший и плохой. Нюанс между различными проявлениями национализма в разных контекстах, несомненно, реален и существенен. Национализм колонии, борющейся за независимость, конечно, отличается от национализма империи. Однако для обоих целью является государство (его утверждение, защита или расширение); оба отрицают или скрывают разделение на классы за национальным разделением; и оба служат интересам правящего класса (нынешнего или будущего). Черты, общие для всех национализмов и определяющие их как таковые, — это как раз те черты, которые мы отвергаем, как анархисты и революционные интернационалисты.

«Анархисты взялись за защиту своего отечества» [9], — объявляет редактор журнала Анархической федерации «Органайзе!» в № 96. Но какое отечество у анархистов? «Родина» — это сентиментальное понимание государства-нации, в котором родился человек. Именно чувства принадлежности, преданности и ностальгии связывают человека с нацией. Это проясняет бесспорную разницу между национальной обороной Украины как суверенной нации, защищающей свою территорию от вторжения (то есть, национальную оборону) и самообороной анархистов или других людей, защищающих самих себя. Это мощный аргумент для того, чтобы пойти на войну — ведь редко кто откажется от права на самооборону. Но он предполагает тождество между нацией и самим собой, формулирование националистической идеологии, которую анархисты отвергают. А тут анархисты без колебаний перешли от позиции поддержки обороны «полуавтономных» анархистских отрядов в рамках «народного сопротивления» к барабанному бою войны за военную победу Украины и полное поражение России.

Solidarity collectivepng

Члены антиавторитарного взвода позируют с военной техникой, полученной или купленной за счет пожертвований Коллектива Солидарности.

 

Высшим самооправданием государства является обеспечение безопасности и благополучия своих подданных. Война с другими народами — величайшая объединяющая сила государства (по крайней мере, вначале). Украинское анархистское издание «Ассамблея» подтверждает, что «мы должны понимать, что национальное единство украинцев вокруг власти Зеленского основано только на страхе перед внешней угрозой» [10]. Участвовать в этом объединении и ссылаться ради объяснения на тот самый инстинкт самосохранения — значит не только придавать легитимность идеологической власти государства, но и поддерживать его материальное укрепление. Подтвердить необходимость участия в национальной обороне и вступить в армию государства — значит признать необходимость государства. «Ассамблея» сетует на то, что «большинство тех, кто идентифицирует себя как анархистов в Украине […], сразу же слились с правящим классом в едином националистическом порыве». [11] Власть государства над жизнью и смертью, над войной и миром как раз и является одним из его определяющих критериев, именно анархистам следует критиковать и ниспровергать эту власть, а не прибегать к ней за неимением лучшего, как к необходимому злу.

Наряду с теоретическим отрицанием национального единства важно подвергнуть сомнению практическую реальность предположения о том, что наша личная безопасность связана с национальной безопасностью. Мысли на сей счет высказал  Саша Калужа, украинский анархист, который утверждает, что «цель украинского государства и его военных структур в этой войне состоит в удержании власти, цель Российского государства и его военных структур - в увеличении своей мощи. Участие анархистов в структурах любого из этих государств не улучшает положение украинцев, страдающих от войны между двумя государствами. Все слова о том, что армия защищает людей, общество и свою землю, являются всего лишь частью государственной пропаганды, и это доказывает история. Остановить войну можно только противостоя обоим государствам». [12] Касаясь конкретно добровольческих формирований, он утверждает, что «Территориальная оборона является красноречивым примером того, как инициируемые и контролируемые государством добровольческие структуры могут выполнять функции добровольной поддержки только в рамках государства, государственными методами и только для защиты самого государства, и не могут реально помочь населению в обеспечении безопасности и других первоочередных потребностей, возникающих в кризисных ситуациях. [13] Также сомнительно, что участие сотни анархистов и антифашистов в [Украинских вооруженных силах, насчитывающих более миллиона солдат] как-либо повлияет на исход войны, а вот такое количество преданных агитаторов могло бы составить важное ядро ​​антимилитаризма [14].

Мы должны выйти за пределы черно-белого бинарного видения агрессора и сопротивления, империалистической нации и угнетенной нации, раскрывая сложность классовых антагонизмов, структур власти и социальных иерархий внутри каждого национального государства и определяя скрытую силу интернационализма рабочего класса.

Поддерживая Украину, британские анархисты оказались на стороне НАТО, империалистического военного союза, защищающего интересы крупнейших капиталистических стран Европы и Северной Америки. Но вместо того, чтобы воспользоваться возможностью отречься от НАТО, признав простое совпадение интересов в данной конкретной ситуации, британские анархисты дрогнули в своем противодействии, сочувствуя западному империализму как фактору, сдерживающему российский империализма. Это особенно очевидно в статье Зоси Бром, «Fuck Leftist Westplaining» [15], опубликованной в «Фридом» (редактором которой она тогда была) и перепечатанной в №96 «Органайзе!» Анархистской Федерации. Предположение о необходимости членства в НАТО для безопасности Восточной Европы, несомненно, верно с точки зрения государственной дипломатии и международных отношений, но мы не политики и не входим в аппарат принятия решений государством. Как анархисты, мы должны реагировать на маневры национальных государств и империалистических блоков с точки зрения рабочего класса. Мы автономны от любой государственной машины; ее реальная политика нам не принадлежит. Наш антиимпериализм не может быть сталинистским рефлексом поддержки любого, кто выступает против западного империализма, но он также не может включать в себя обращение к указанному империализму для защиты наших прав и нашей безопасности. Вместо того, чтобы думать с национальной точки зрения, нам нужно думать с точки зрения класса, с точки зрения социальной борьбы.

Антифашизм и классовая борьба

 Ни Российское государство, ни Украинское государство нельзя назвать фашистскими в точном смысле слова, хотя и то, и другое терпели, разрешали и использовали фашистские элементы, когда это было им нужно. Однако российское государство достигло уровня авторитарного национализма, внутренних репрессий и мстительного экспансионизма, сравнимого с фашистскими режимами ХХ века. Украинское государство лучше всего можно охарактеризовать как неолиберальную и коррумпированную демократию [16]. Необходимо полностью отвергнуть российскую пропаганду «денацификации» Украины. Но анархисты в Британии просто перевернули ситуацию, назвав военную защиту Украины антифашистской борьбой. Это рискует узаконить войну во имя антифашизма ­- идеологический маневр, на котором так явно строит игру Путин. Проецирование наших антифашистских идеалов на национальную оборону Украины не меняет ее материальной реальности. Идеологический антифашизм может служить для затемнения классовых интересов и подчинения революционной борьбы народным фронтам в защиту демократического государства.[17] [С этой точки зрения] движение к анархии отодвигается на будущее, на более подходящее время, тогда как непосредственная угроза фашизма (или сопоставимой тоталитарной тенденции) перекраивает общую картину. Промежуточная цель защиты ограниченных прав демократического общества становится единственным законным ориентиром. Идеологическое объединение находит выражение в социальном объединении в межклассовые союзы, которые объединяют правящих и подвластных, эксплуататоров и эксплуатируемых перед лицом чрезвычайной угрозы.

Если бы это означало разгром фашизма, защиту реальной жизни и свобод, то отказ от принципов еще можно было бы понять. Но мы должны были уже понять из опыта 20-го века, что это не более чем пародия. Снова и снова демократическое государство, которое защищали народные фронты, уступало место фашизму не более чем с легким стенанием. Эти государства отдавали приоритет ­- посредством контрреволюции — укреплению своей власти, даже если это означало допущение или принятие фашизма. «Борьба за демократическое государство неизбежно является борьбой за консолидацию государства, и такая борьба не только не парализует тоталитаризм, но усиливает влияние тоталитаризма на общество. [19] Государство может развиваться в демократическом или диктаторском направлении, это зависит от того, что необходимо для преемственности капитализма и самого государства. Именно через борьбу с государством как таковым мы можем противостоять авторитарным тенденциям в среднесрочной перспективе и обратить вспять условия, порождающие их в долгосрочной перспективе.

 Война и революционная борьба

 Эти анархисты, поддерживающие Украину, продемонстрировали большую путаницу в том, как нам относиться к войне как анархистам. Некоторые сохраняют свою антивоенную риторику, при этом поддерживая одну сторону против другой. Другие путают войну с борьбой за свободу. А некоторые полностью поддерживают разжигание войны, оправдывая все это противодействием России. Питер О` Мэйл (редактор журнала Анархистской федерации «Органайзе!») небрежно отмахивается от антимилитаризма рабочих, утверждая, что «для анархиста важна только одна война, и это классовая война, за исключением случаев, когда это не так. Есть фашисты, с которыми надо бороться, есть деспоты, тираны и империи. Они не собираются идти домой из-за вашей петиции и ее громких заявлений» [20]. Мы, безусловно, согласны с необходимостью бороться с такими тиранами, как Путин, но суть вопроса заключается в средствах, с помощью которых мы это делаем. И здесь мы находим предвзятые представления и путаницу. Война между нациями и «классовая борьба» различны по своей природе. Анархисты против войны в смысле военного конфликта, предпринятого политической властью. «Классовая война» — образный термин, относящийся к борьбе между классами в рамках капиталистических социальных отношений. Революционная классовая борьба есть коллективное усилие рабочего класса по преобразованию тех социальных отношений, которые не могут быть изменены войной в собственном смысле этого слова. Война, по сути, скрепляет эти социальные отношения кровью. [21]

Война трактовалась, в общем, не как война между двумя государствами, а как борьба за свободу Восточной Европы. Победа России укрепит ее тоталитарный режим внутри страны и будет способствовать дальнейшему подчинению ее соседей, тогда как поражение России, как нам говорят, спровоцирует крах путинского правительства и укрепит демократическое управление в регионе, сохранив благоприятные условия для социальной борьбы. Очевидно, что здесь происходит полный отказ от методов и принципов анархизма в пользу доктрины военного гуманизма (примером которой являются интервенции НАТО в стране Юга и на Балканах). Раз такая логика была принята, оставалось лишь вопросом времени , когда анархисты начнут просить страны-члены НАТО направить больше военной помощи Украине (или сокрушаться о ее нерешительном отсутствии).

 Политические, социальные и экономические результаты войны непредсказуемы. Не исключено, что Украина выйдет из войны авторитарным государством, активным партнером военного империализма НАТО и весьма восприимчивым к крайне правым идеологиям, фанатики которых будут во многом усилены войной.

Даже если в Украине сохранится либеральная демократия, нет гарантии, что эти условия будут благоприятствовать освободительной борьбе. Демократическое государство, пользующееся народной поддержкой, будет иметь полную свободу действий для спокойного подавления послевоенных восстаний и социальных волнений. Недовольных анархистов легко представить как поддерживаемых Россией сепаратистов и саботажников, или их просто проигнорируют на волне подавляющего патриотизма и желания вернуться к нормальной жизни и стабильности, которые могут последовать за военной победой. (…)

Анархисты всегда понимали, что социальная трансформация, которую мы желаем увидеть, не может происходить с помощью государства или какой бы то ни было военной силы, а должна развиваться снизу вверх среди самих угнетенных и эксплуатируемых людей. Войны могут только навязать новую форму власти, даже если эта новая власть будет меньшим злом. Откладывание борьбы с капитализмом и государством до «победы» лишь обеспечивает сохранение условий для новой войны и угнетения, подрывая при этом борьбу с ними. Война не является средством освобождения. Точно так же, как мы используем прямое действие, самоорганизацию, взаимопомощь и саботаж для достижения наших революционных целей, эти же средства можно использовать для подрыва тиранов и захватчиков, не способствуя другим формам господства.

 Действие, основанное на принципах

 Согласованность средств и целей — фундаментальное понятие анархизма. Принципы, которыми мы руководствуемся, и методы, которые мы используем, представляют собой непрерывную нить, соединяющую сегодняшнюю частичную борьбу с социальной революцией, которую мы стремимся ускорить, и свободным обществом, которое родится из нее. Принципиальные действия лежат в основе всего, что мы делаем. Выступая за переход к государственным военным действиям, анархисты столкнулись с принципиальными противоречиями, которые они разрешили путем ряда фальсификаций и уступок.

Нам говорят, что антимилитаризм, интернационализм и т. д. в теории очень хороши, но в конце концов являются пустыми абстракциями. Эти концепции просто неприменимы к реальности, с которой сталкиваются анархисты на местах. Здесь мы видим разделение теории и практики. Нас хотят заставить поверить, что теория принадлежит книгам, в то время как планы и действия анархистов диктуются силой обстоятельств. Меньшее зло заменяет любую самостоятельную цель в качестве точки отсчета, а целесообразность становится мерой любого выбора. В конце концов, необходимость оправдывает все.

 Забывается лишь то, что теория и практика анархизма черпают вдохновение друг из друга в постоянном процессе взаимного развития. Именно путем накопления опыта — успехов и поражений, войны и мира, революции и реакции — от поколения к поколению, во всем мире мы взрастили метод свободы: анархизм. Неправильно противопоставлять принципы и прагматизм, потому что наши принципы являются кристаллизацией того, что именно работает [23]. Могут быть варианты, более привлекательные в краткосрочной перспективе по сравнению с более непосредственными интересами, но эти варианты всегда будут уводить нас дальше от наших целей. Анархисты, например, отказываются действовать в государственных структурах или сотрудничать с государственными силами не из-за повиновения непреложной догме, а потому, что мы знаем, что такими средствами мы лишь увековечим власть государства, что наша борьба будет перехвачена каналами политики и переформатирована под давлением институтов власти. Мы знаем это как из абстрактного анализа современного государства, так и из опыта отдельных лиц, организаций и целых движений.

 Такое понимание когда-то лежало в основе Анархистской Федерации. Теперь в ней  открыто дискредитируют анархистские принципы как «лозунги», используемые для уклонения от критического анализа, провоцирования эмоциональных реакций и прекращения любых дебатов. Антимилитаристская агитация сравнивается с манипулятивной и авторитарной практикой брекситеров и ультраправых [24]. Это просто не отражает реальности пропагандистской работы групп «Никакой войны, кроме классовой войны», для которых этот лозунг — всего лишь название их бюллетеня [25]. Тем временем редактор теоретического журнала Анархистской федерации «Органайзе!» теперь утверждает: «я сомневаюсь, что эта теория сработает после первого артиллерийского обстрела квартала». В таком случае нам следует сдаться и немедленно надеть форму. Нам следует заключить, что анархизм есть не что иное, как наивный идеализм, принадлежащий более мирному миру, чем наш. Но я бы сказал, что, наоборот, именно в эти времена обострившихся конфликтов, высоких ставок и смертельных угроз уроки из нашего прошлого как никогда важны. И я бы сказал, что анархистское движение далеко не ограничивается идеальными условиями, оно имеет сильную традицию антимилитаризма в военное время, а также героических и созидательных усилий в разгар кризиса и катастрофы.

Как только мы отделим наши методы от наших целей, наши идеи от наших действий, у нас останется только правило оппортунизма: наиболее эффективный способ достижения непосредственных целей, независимо от других соображений.

Если главное ­- это военная победа Украины и банкротство правительства Путина, то для этого есть гораздо более эффективные средства, чем формировать «антиавторитарные» единицы территориальной обороны, связанные идеологически, состоящие из добровольцев с маленьким или вообще отсутствующим боевым опытом. Совершенно логично, что анархисты и другие левые активисты, сражающиеся на войне, разочаровываются в своей придаточной роли и с бюрократических ограничениях, с которым они сталкиваются в «антиавторитарном взводе» и рассеиваются по более эффективным армейским боевым соединениям, ближе к линии фронта. А поскольку «фашисты лучше всех организованы в рамках украинской армии» [27] – также разделяя мотивацию сражаться в первых рядах — было предсказуемо, что «попытки найти себе место в военных рядах привели их [антиавторитарных бойцов] прямо в соединения, непосредственно связанные с украинскими фашистскими группами» [28] и заставили «в той или иной форме превратится в силы, которые поддерживают развитие политики крайне правых в Украине» [29]. Таков логичный результат отказа от анархистских принципов ради практических нужд военных усилий.

В нашем собственном контексте, военная лихорадка, захватившая британский анархизм, могла бы привести, возможно, к поддержке британской военной интервенции (посредством военной помощи и технической поддержки, если не прямого участия в боевых действиях) и, говоря шире, империализма НАТО. Именно такими средствами Украина могла бы победить Россию. Учитывая, что члены НАТО в настоящее время не решаются пойти на прямую эскалацию конфликта между ядерными державами, некоторые анархисты находятся в абсурдном положении тех, кто желает распространения империалистической войны еще больше, чем их собственные правящие классы. Собираются ли анархисты вступать в британскую армию, чтобы пойти убивать русских? К счастью, у нас нет депутатов-анархистов, чтобы голосовать за военные кредиты.

 Меньшее зло

 В условиях обездоленности, бессилия и отчуждения, при которых существуем мы, пролетарии, вся наша жизнь сведена к поиску меньшего зла. При виде жестокого вторжения России в Украину, совершенных ею военных преступлений и жестоких репрессий против ее собственных граждан можно было счесть национальную оборону Украины меньшим злом. Однако признать наличие меньшего зла не означает, не говоря уже о другом, что его следует поддержать. И, с анархистской точки зрения, у нас нет ни малейшей причины сотрудничать с тем или иным государством. В то же время, отказ поддержать одно государство против другого не означает смешивать оба лагеря. Мы не говорим, что две стороны одинаковы, а всего лишь, что ни одна из них не может ничего предложить рабочему классу

[30]. Следует анализировать различие в структурах и силах угнетения, соответственно их конкретной природе, и действие может быть сконцентрировано на одной структуре в большей степени, чем на другой, не прибегая к сотрудничеству.

Меньшее зло остается злом. Защищая свою территорию, украинское государство не превращается в силу добра. Пока свирепствует война, класс капиталистов в Украине только интенсифицирует эксплуатацию и наступление на трудящихся, поддерживаемые новыми ограничениями против выступлений с социальными требованиями и демонтажем прав трудящихся [31]. То есть, против тех, которые еще не отправлены на поле боя. Военный призыв — это форма рабства, которой следует сопротивляться любой ценой. Границы Украины закрыты для всех мужчин призывного возраста (в эту категорию включаются и женщины-транс, стирая их идентичность), чтобы иметь возможность наскрести пушечное мясо. Тем временем, Украина участвует в геноцидной войне в Тыграй, помогая эфиопской армии использовать дроны [32]. Путем меньшего зла происходит увековечение   политических и экономических условий, которые порождают войну и диктатуру; «забыть о том, что выбирать зло — даже если это меньшее зло — это лучший способ продлить его» [33].

Мы должны выбирать наши собственные сражения. Угроза перехвата и контрповстанческих мер приводит к тому, что мы, кажется, лишены возможности вести борьбу на наших собственных условиях. Идет ли речь о подталкивании социальных движений на электоральное кладбище или об уводе бунта в сферу военного конфликта, наша действительная социальная сила теряется, оставляя нас в положение контролируемой оппозиции или же противника, симметричного государству ­- противника, которого можно изолировать и сокрушить. Сила анархизхма — то, что сделало его действительно ниспровергающей силой вне любой системы власти и против нее ­- состоит в том, что анархисты всегда боролись за то, чтобы сражаться на своих собственных условиях, даже если это означало столкнуться с маргинализацией или репрессиями. Даже если вначале мы одни будем говорить голосом революционного интернационализма, ситуация может быстро измениться — волна, которая довольно часто накатывается к концу войны и сразу после нее.  

 Ни Восток, ни Запад

 Многие анархисты в Украине и по всей Восточной Европе поддержали военные усилия Украины. Это вступает в противоречие с антимилитаристской и интернационалистской агитацией в Великобритании и во всем мире. Как говорит Питер О`Майл: «Вы просто не можете слушать восточноевропейских анархистов, а? […Вы] забываете слушать чертовых местных жителей, когда [вы] ведете себя как Политбюро анархизма. Пожалуйста, закройте свой рот. [34]

 Initiative antimilitariste basée en Europe centrale a été lancée en réponse à la montée du militarisme à travers l'Europe, notamment dans le mouvement anarchiste. Ils peuvent être une minorité, mais les anarchistes n'ont aucune foi dans les vertus inhérentes de toute majorité. Il y a aussi un problème d'eurocentrisme dans la dichotomie Est contre Ouest, puisque les réactions internationalistes à l'invasion de l'Ukraine peuvent être observées partout dans le monde. [40]

Тем временем Зося Бром сокрушается о «вестплейнинге» — западных левых, снисходительно объясняющих свою реальность восточноевропейцам. Нам следует «быть проинформированным, что многие левые в Восточной Европе придерживаются той же позиции [что и мы], и мы уже некоторое время обсуждаем это». [35] Таким образом, полемика между провоенными анархистами и анархистами-антимилитаристами переформулируется в конфронтацию между Западной Европой и Восточной Европой, между западным невежеством и высокомерием, с одной стороны, и проукраинским «консенсусом» в Восточной Европе, с другой. Это, конечно, риторический прием, чтобы пристыдить любую критику. На самом деле, многие анархисты в Восточной Европе, в том числе некоторые в самой Украине, ответили на российское вторжение интернационалистской и антимилитаристской пропагандой и действиями. Анархистский коллектив издания «Ассамблея», базирующийся в Харькове, Украина, сопротивлялся импульсу националистического милитаризма и решил сосредоточиться на взаимопомощи, контринформации и классовых конфликтах. Все секции анархо-синдикалистского Интернационала, Международной ассоциации трудящихся (М.А.Т.) в регионе Восточной Европы ­- в Польше [36], Словакии [37], Сербии [38] и России [39] — однозначно встали на позицию революционного интернационализма. В ответ на рост милитаризма в Европе, особенно в анархистском движении была развернута Антимилитаристская инициатива в Центральной Европе. Они могут быть меньшинством, но анархисты не верят в неотъемлемые достоинства любого большинства. Существует также проблема европоцентризма в дихотомии Восток-Запад, поскольку интернационалистская реакция на вторжение в Украину наблюдается во всем мире. [40]

Даже без таких конкретных примеров следует опасаться тех, кто претендует на то, чтобы говорить от имени всего региона, как если бы восточноевропейские анархисты были сплоченным коллективом с единым мнением. Анархисты должны ставить под сомнение саму логику представительства. Таким образом, те, кто претендует на то, чтобы говорить от имени всего региона, «извлекают из многомерного целого только одну тенденцию и игнорируют или минимизируют другие». [41] Напротив, [сеть анархистов Центральноевропейского региона] заявляет, что «мы стараемся прислушиваться к как можно большему числу голосов, но поддерживаем только те, которые считаем конструктивными. Другие мы критикуем и отказываемся поддерживать. Словом, мы воспринимаем разные тенденции и не пытаемся поддерживать военную пропаганду, изображающую украинское население как единое сообщество, единогласно призывающее к войне». [42] Да, надо слушать, но  также и думать самостоятельно.

Я полностью отвергаю построение парадигмы «мы» и «они» между Восточной Европой и Западной Европой. Мы связаны друг с другом как личности и коллективы, основанные на общей борьбе и общих принципах, а не как геополитические блоки. КРАС (российская секция АИТ) была оклеветана, а контактные данные ее членов разглашены [43] за то, что они не поддерживают предполагаемый проукраинский «консенсус», несмотря на их антивоенные усилия [и их недвусмысленную критику российского режима]. Затем один из авторов этого разглашения получил трибуну в Великобритании от организации «Фридом» [44] в виде интервью с несуществующей РКАС (Революционной конфедерации анархо-синдикалистов) Украины ­- организации, обвиняемой в динамичных авторитарных сектантских и националистических симпатиях, члены которой растворились в конфликте между украинским государством и сепаратистами Донбасса[45]. В то же время редакция «Фридом» отказалась публиковать что-либо, противоречащее ее проукраинской линии[46]. Такой трайбализм может разорвать интернациональные движения.

 Интернационализм рабочего класса

 «Позиция «никакой войны, кроме классовой войны» не является бегством, это одновременно долгосрочный и краткосрочный принцип, отрицающий ложный выбор между [чумой или холерой]. Чтобы это стало реальностью, мы должны быть еще более активными в воспитании интернационализма в рабочем классе до такой степени, чтобы простые люди чувствовали себя достаточно уверенно, организованно и получали поддержку, чтобы противостоять их воинственным правительствам и национально-освободительным движениям» (журнал Анархистской федерации «Органайзе!» № 52 (1999)).

Не заблуждайтесь, выступая против капиталистических войн, мы не выступаем за мир любой ценой. Мы не пацифисты. Не может быть мира между народами, пока одна часть общества угнетает и эксплуатирует другую. Насильственное использование власти и богатства лежит в основе всего в нашем обществе, и во время войны оно вырывается на поверхность ужасной кровавой вакханалией. Одна властная структура сталкивается с другой; но кто бы ни победил, наше рабство продолжается. Наша борьба состоит в том, чтобы свергнуть эти силы и построить новые социальные формы без иерархии. Мы не будем пассивными жертвами насилия: любая борьба за свободу должна защищаться, когда это необходимо. Существует долгая история либертарных партизан, сражавшихся против репрессивных правительств и оккупантов. Вооруженные ополчения и партизанские отряды самоорганизованных трудящихся (таких как революционные профсоюзы и рабочие советы) возникали во времена социальной революции.[47] Вооруженный народ — самый надежный оплот против контрреволюции. Но регулярные армии — постоянные, специализированные силы, монополизирующие узаконенное  насилие с иерархической дисциплиной, — являются функцией государственной власти (и зачатком формирующегося государства). В Украине и России нет революции, есть только война. Поэтому война между нациями должна быть превращена в открытую классовую борьбу. Она начинается, когда трудящиеся отказываются от социального перемирия внутри «своей» нации и организуются на классовой основе против лиц, которые их угнетают и эксплуатируют каждый день [49]. Интернационалисты стремятся укрепить солидарность между трудящимися поверх границ, проводя кампании за то, чтобы солдаты братались, дезертировали и восставали. Военную инфраструктуру можно саботировать, как это произошло на железных дорогах, соединяющих Россию и Беларусь с Украиной [50]. Могут быть созданы сети взаимопомощи, чтобы люди могли помогать друг другу пережить разруху и лишения, помогать уклонистам, дезертирам, заключенным и беженцам [51]. Все эти живые усилия и возникающие новые формы социальной борьбы должны быть организованы снизу, независимо от всех государственных, военных и корпоративных структур. Анархисты могут взять на себя инициативу в агитации и организации такой деятельности, отстаивая при этом интернационализм рабочего класса и выступая против авторитарных мер милитаризованного государства.

Прочитать остальную часть статьи  :